КАКОВА СУДЬБА САМОГО ПЕРВОГО РЕЗИДЕНТА ТЕХНОПАРКА «ИДЕЯ», ЧЕМУ МОЖЕТ НАУЧИТЬ СОТРУДНИЧЕСТВО С «ТРАНСНЕФТЬЮ» И КАК АМЕРИКАНЦЫ КИНУЛИ «КАЗАНЬОРГСИНТЕЗ» НА НЕСКОЛЬКО ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ
В 17 лет Айрат Сабиров случайно попал на факультет управления и автоматизации и ни разу об этом не пожалел. В 34 года, накопив опыт и связи, он уволился с работы, продал машину, дачу и создал свою компанию по производству автоматизированных систем учета для газовиков и нефтяников. За 8 лет работы эффективность его установок проверена российскими и татарстанскими крупняками, обеспечивающие ему выручку в 4,1 млрд. рублей. Об особенностях работы в нефтегазовой отрасли и ситуации с откатами, о том, как крупные компании работают в кризис, и многом другом генеральный директор компании ГКС рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
«ХОДИЛ ПО ПУСТОМУ ТЕХНОПАРКУ В ГОРДОМ ОДИНОЧЕСТВЕ»
— Айрат Илдарович, почему для приложения своих сил вы выбрали такой специфический бизнес?
— Так это моя специальность — автоматизация и управление технологическими процессами. Но попал я на факультет управления и автоматизации КХТИ, теперь уже КНИТУ, вообще-то случайно. Тогда это была новая специальность, о которой мне очень интересно рассказали бойкие ребята с этой кафедры. Мне понравилось и до сих пор нравится (улыбается).
— Это правда, что для того чтобы открыть бизнес вы продали дачу и машину?
— Да, продал.
— И сколько в итоге составил ваш стартовый капитал, и какими были ваши первые шаги?
— Вышло около 350 тысяч рублей. Сначала я планировал арендовать офис, но узнал о появившейся возможности на льготных условиях разместиться в технопарке. Я получил правительственный грант и стал первым резидентом технопарка «Идея», мог три месяца бесплатно пользоваться офисным кабинетом. Однако здание еще было не сдано, шли последние ремонтные работы, но чтобы не терять зря время, я попросил директора Сергея Владимировича Юшко, открыть мне один кабинет. Два месяца я ходил по пустому технопарку в гордом одиночестве (смеется). Зато, когда в республику приезжали разные делегации, им показывали технопарк и приходили к нам со словами: «Вот такой у нас есть парень». И Рустам Нургалиевич лично приезжал.
«ПОНЯЛ, ДАЛЬШЕ РАСТИ НЕКУДА»
— С какими идеями вы начинали бизнес?
— В тот период появились частники, которые активно вкладывали деньги в газовую и нефтяную отрасль. Им нужно было точно знать, сколько они отдали газа «Газпрому» и сколько он им должен заплатить. Для понимания: газовый конденсат — это жидкая смесь углеводородов, выделяющаяся из земли с газом и использующаяся в нефтехимии для производства топлива. Так вот, состав смеси непостоянный, его необходимо все время замерять. Мы разработали систему учета объема поставки, позволяющую снизить погрешность замеров с 1,5 процентов до 0,25 процентов. Мы доказали, что наши приборы точнее и получили первый контракт с компанией «Нортгаз». Тогда Фархад Тимурович (Фархад Ахмедов, совладелец «Нортгаза» — прим. авт.), хотел точно знать, сколько он отдает газа из своего месторождения «Газпрому». А вообще именно независимые компании дали толчок в развитии наших автоматизированных систем учета. Ситуация была рождена требованием рынка.
— Но чтобы выйти на такую компанию, должны быть определенные связи. Они остались с прошлого места работы?
— Прежде чем создать свою компанию, я 10 лет трудился в компании «Инкомсистем», которая работает примерно в той же нише, поэтому был знаком со спецификой работы и многими представителями нефтегазовой отрасли. А в «Инкомсистем» я дорос до заместителя технического директора и понял, дальше расти некуда.
— И уходя, вы, наверно, забрали с собой и людей, с которыми создавали уже свою компанию?
— Да. И эту команду я набирал сам, когда работал в «Инкомсистем» по новому направлению. Тогда я принял на работу около 15 студентов, подающих надежды. Из них осталось 7 человек, с которыми мы до сих пор дружим, вместе работаем и доверяем друг другу.
«БУКВУ ИЛИ ЗАПЯТУЮ ЗАМЕНИ — ЭТО УЖЕ ТВОЕ»
— Вы как-то высказывались, что упор в производстве делаете на инновационные идеи. В чем же заключается ваша инновационность?
— Такой инновацией является, например, ультразвуковой расходомер. У нас самая большая компетенция в стране по этому вопросу, к нам обращаются за разъяснениями, мы пишем программное обеспечение для расходомеров.
— С какими-то вузами, научными сотрудниками взаимодействуете?
— У нас теперь у самих немало кандидатов технических наук, а те, кто ими не стал, просто ленятся. Мы работаем в реальном секторе и создаем свои полезные модели, даем предложения по изменению нормативной базы. Я сам-то кандидатом технических наук стал недавно. Материал копился в папке, жалко было его терять, в течение пяти лет защитился. Давно уж надо было это сделать, хотя в нашей стране кандидат ты или не кандидат наук — особого внимания никто не обращает. Грань стерлась. Сейчас я председатель ГАКа нашего института, мне студенты сдают свои выпускные дипломные работы. Имея кандидатскую степень и реальный опыт работы, мне есть, что им рассказать, чему научить.
— Были случаи кражи ваших технологий?
— Мы же в России живем, здесь кража чужих технологий — весьма размытое понятие. Да, мы разработали пару программ, которые запатентовали и внесли в реестр. Но у нас же как, букву или запятую замени — это уже твое. Поэтому мы никогда не заморачивались по этому поводу, полезную модель разработаем, а дальше не отслеживаем. Зачем? Мы идем дальше. Кто-то может идти следом.
«ЧЕРЕЗ ГОД МЫ ПОЛУЧИЛИ КОНТРАКТ ОТ «ГАЗПРОМА»
— На сегодняшний день вы заняли свою позицию на рынке, а на первых порах с какими трудностями столкнулись?
— В нефтегазовой отрасли нельзя просто взять и привнести что-то новое в работу. Под идею нужно изменить отраслевой стандарт, переложить все на букву закона. Когда мы создаем узлы учета, то это не только набор приборов, но еще и правильным образом спроектированные трубопроводы, поэтому сначала мы писали программы, а потом давали рекомендации по изменению ГОСТов, потому что они все устарели и никто их переписывать не хочет, а промышленность страдает, эффективность работы снижается.
Но самая главная и даже страшная сложность была связана с отсутствием на первых порах денег. Проектные системы стоили дорого. На второй год работы мы получили контракт от «Газпрома» на 380 миллионов рублей. А никто же рисковать не хочет, поэтому от нас потребовали банковские гарантии на тот случай, если мы вздумаем получить аванс и на «джипах разъехаться». Тогда пришлось побегать по казанским банкам. На помощь пришел только банк «БТА-Казань», он перед нашим клиентом гарантировал возврат аванса. По-моему, тогда речь шла о 60 миллионах рублей. Я встречался лично с председателем правления банка Идрисовым Мударисом Хафизовичем. Он тогда, глядя мне в глаза, сказал: «Ну, раз ты готов заложить свой дом, в котором живешь, значит все будет нормально». Мы выполнили свои обязательства, на «джипах не разъехались», и заработали деньги на оборотный капитал.
— А как вы вышли на «Газпром»?
— Благодаря контракту с «Нортгазом» мы познакомились и с «Газпромом». Согласовывали с ними техническую документацию узлов учета, которые стыковались с трубой газового монополиста. А в «Газпроме» решили усовершенствовать систему учета конденсата, там же понимали, что измерения, которые они получают, неточны. Они хотели, чтобы система учета отслеживала в постоянном режиме показатели смеси, идущей по трубе. Это позволяло бы вовремя скорректировать технологию добычи, понять, что лучше сделать из данной партии и куда ее отправить. А раньше брали из трубы пробу сырья, везли в лабораторию и получали результат через двое суток. Мы же применили для конденсата хроматограф, который измеряет газовую фазу жидкости. Сколько было копий переломано — только через три года мы получили свой потоковый хроматограф.
— С кем сотрудничали по этой разработке?
— Институт Менделеева (Всероссийский научно-исследовательский институт метрологии имени Д.И.Менделеева — прим. авт.) был нашим флагманом. Они понимали, как разложить и измерить эти компонентные составы смеси и что для этого нужно, а мы со своей стороны подкрепляли это техникой.
— Как «Газпром» относился к вашим результатам поначалу?
— У них есть стандартное выражение: «Ладно, попробуйте на независимых компаниях, а потом придете к нам»
— В России немало инжиниринговых компаний. Чем вы лучше их?
— Мы никогда не опускали руки. Это очень важно, потому что порой кажется, что доработался до тупика.
— Какова выручка вашей компании за прошлый год?
— Выручка за прошлый год составила 4,1 миллиарда рублей.
— А рентабельность какова?
— Около 20 процентов.
«СИДИТ МАЛАЗИЕЦ, ГЛАЗАМИ ХЛОПАЕТ, НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ»
— Ваша впечатляющая выручка складывается из заказов от «Газпрома»?
— Это один из клиентов, не менее важны для нас и «Новатэк», и «Лукойл», и «Роснефть». Мы работаем по всей России, даже в Боснии и Герцеговине восстанавливали разрушенный после войны нефтеперерабатывающий завод. Сейчас очень хорошие взаимоотношения с «Татнефтью», не без помощи Рустама Нургалиевича. С его легкой руки я был приглашен на совет директоров «Татнефтехиминвест-холдинга», чтобы рассказать о работе своей компании. Посыл этого приглашения был таков: «Мы вас вырастили, в институте обучили, дали вам возможность развиться в технопарке, а вы работаете с „Газпромом“, но с „Татнефтью“ вообще не работаете». Это было в апреле прошлого года. А теперь у нас с той же «Татнефтью», «ТАИФ-НК» и «Казаньоргсинтезом» очень большие проекты.
— Какие проекты вы сейчас осуществляете для «Татнефти»?
— В основном работаем на «Танеко» по пожарной безопасности, противоаварийной защите, узлам учета. Более того, мы работаем с ними как эксперты по автоматизации. На одной установке «Танеко» по 10 различных систем, на каждой по 40 тысяч параметров. Для таких технологических производств необходимо создавать распределенные системы управления, развивать информационные потоки.
— О каких суммах идет речь?
— Общая сумма по проектам — сотни миллионов, но это только проектная работа, а вот сколько реализуем реальных систем — пока не знаем.
— А что делаете для «Казаньоргсинтеза»?
— Сейчас там идет реконструкция. Мы проводим ревизию датчиков давления, температуры — в общем, занимаемся сопровождением оборудования. Им удобно с нами работать, потому что специалистов не хватает, а мы если приходим, смотрим все: и хроматографы, и приборы, которые нужно поверить. Доходит до смешного. Раздается звонок с «Казаньоргсинтеза», там объясняют, что у них сложная ситуация, приехали американцы запускать компрессор и не могут этого сделать. Представляете? Сами проект сделали, а включить не могут. Приезжаем на место. Сидит малазиец, глазами хлопает, ничего не делает. Я, говорит, в сутки получаю несколько сотен долларов и тут должен отсидеть. На заводе не знают уже, что с ним делать (смеется). А решить проблему может только тот, кто уже множество таких систем запустил, вот мы и исправили ситуацию. Потом с «Казаньоргсинтез» снова позвонили и говорят: «Мы заплатили американцам за запуск несколько тысяч долларов, а вы приехали и за 5 минут нам все запустили и ни копейки не попросили». В этом и есть суть партнерства. Нам денег не надо, нам работу давай — у нас и девиз такой.
«С ОКЛАДОМ В МИЛЛИОНЫ, ЗАЧЕМ КАКИЕ-ТО ОТКАТЫ?»
— Какова специфика работы с российскими крупняками, в чем отличие от татарстанских?
— В основном информация черпается из официальных сайтов потенциальных заказчиков. Что касается российских крупняков «Лукойла», «Роснефти», «Газпрома», то вся информация периодически появляется в центральной печати, все видно. А у нас республика вообще очень интересная, хотя с каждым годом информация становится доступнее. Мы, кстати, аккредитованы в «Транснефти», хотя это самая закрытая компания. Она возникла благодаря трубам, проложенными военными в 50-60-х годах. На этом предприятии во всем удивительный порядок. Когда мы сорвали срок поставки на один день — нам выставили штрафные санкции на 24 тысячи рублей. Я тогда понял, что эта компания может научить порядку любого.
— Какова ситуация с откатами в вашей отрасли? Насколько отрасль коррупционна?
— Например, мы пришли в «Нортгаз» и начали работать с собственником. Какие откаты собственнику? Ему ничего не надо, кроме того, чтобы правильно учитывался газ. В том же «Газпроме» решения принимаются на уровне генеральных директоров, которым важен результат. Генеральному с окладом в миллионы зачем какие-то откаты? Может быть, где-то и есть коррумпированность, но по нашим вопросам все решается на уровне директоров. Если честно, пока мы все это плавно обходим — я этим даже горжусь. Тем более мы же все-таки в технопарке «Идея» были созданы, а это проект Российской Федерации, детище президента Татарстана, все знают о нашем происхождении.
И я хочу сказать, что у меня абсолютно нет никакого блата. Как пришел в технопарк, удалось запомниться президенту. Спасибо ему большое, что он поддержал талантливую компанию, а у нас именно такая компания.
ЗАКАЗ ДЛЯ КРАЙНЕГО СЕРВЕРА
— Сколько в среднем стоят инжиниринговые услуги ГКС?
— Сложно сказать, но неоднократно было так, что у нас выше средней цены на рынке, но выбирали нас, потому что мы устанавливаем нормальные цены за свою работу. А если запрашиваются небольшие суммы, то это демпинг...
— Много ли компаний, которые демпингуют?
— Да, много. У них же задача не сделать, а деньги получить. Такие сразу заметны на тендере. Заказчик это понимает и старается работать с уже проверенными людьми. Однако случаев, когда получают аванс и исчезаю — достаточно.
— Назовите свой самый крупный заказ. Какова стоимость проекта и что именно требовалось от вас?
— Сейчас мы выполняем заказ под ключ стоимостью под миллиард для газовиков на Крайнем Севере.
«БУГУЛЬМУ ВЫБРАЛИ ПО ДВУМ ПРИЧИНАМ...»
— Когда у ГКС появилась производственная площадка в Бугульме? Почему именно Бугульма была выбрана для размещения?
— В 2007 году мы купили там гараж и ремонтные боксы, площадью 500 квадратных метров. Там мы стали собирать первые автоматизированные системы учета углеводородов для газовиков и нефтяников.
А Бугульму выбрали по двум причинам. Во-первых, помещение выкупили за копейки. А во-вторых, там есть техникум, подобных в Казани уже нет, выпускающий хороших специалистов в области механособорочных и сварочных работ. Тем более, когда из Бугульминского района «Транснефть» перешла в Казань, очень многие остались не у дел. А зарплату мы предлагаем хорошую и поэтому к нам пошли специалисты.
— Сколько было вложено в производственную площадку?
— Изначально мы вложили около 5 миллионов, кредитные средства не привлекали. Сейчас я даже горжусь тем, что мы не пользуемся кредитами. Хотя у нас открыты кредитные линии в «Сбербанке», «ВТБ», «Альфа-банке».
— А когда в Бугульме появился собственный завод?
— Да. Завод появился еще через год, то есть в 2008 году. С нашими объемами работы, мы уже не умещались на существующей площадке. Продали базу и купили здание, площадью 2,5 тысячи квадратных метров и назвали его цех № 1. По бумагам это венгерский луковый склад, то есть эта продовольственная база в полуразрушенном состоянии, но в огромном цеху была подвесная кран-балка, что очень подходило под наши системы учета. Вместе с покупкой оборудования на реконструкцию потрачено около 50 миллионов.
Но в 2011 году мы поняли, что и там уже не умещаемся и в 2012 году построили цех № 2 в 3 тысячи квадратных метров, а 2013 году — заложили фундамент нового цеха № 3 таких же размеров. И вот буквально на днях правительственная комиссия Татарстана приезжала в Бугульму на наш завод, где они посетили уже функционирующий цех № 2 и строящийся цех № 3.
«СТАНКИ ЗАКУПАЕМ ЗА РУБЕЖОМ, РОСССИЯ ТАКОГО НЕ ДЕЛАЕТ»
— И какова сейчас совокупная производственная мощность?
— Сейчас у нас около 12 тысяч квадратных метров производственных площадей. В ближайшее время в полтора раза нарастим свой объем и площадь, думаю, увеличим и оборот. В среднем, мы выпускаем три изделия в месяц, то есть три системы, которых за прошлый год были отгружено заказчикам на 96 еврофурах.
— У вас ведь еще есть производственная площадка в Казани. Не планируете ее закрывать в связи с активным развитием в Бугульме?
— Нет, у площадок разное направление. Казанская больше связана с разработкой программного обеспечения, а в Бугульме — разработка конструкторской документации, сварка и сборка систем.
— А в Казани каковы объемы производства?
— Объем производства зависит от количества заказов и их информационной мощности, в среднем в месяц мы выпускает до 60 шкафов управления и шкафов электропитания.
— Какое оборудование используете при производстве?
— Станки закупаем за рубежом, Россия такого не делает. А вот для обработки фланцев стоит отечественный токарный станок ДИП 500, которому, наверно, лет 100, весит он 6 или 8 тонн — такие станки мы не таскаем из-за рубежа.
— А кто ваши поставщики оборудования?
— Мы стали официальными партнерами Emerson Process Management, Siemens AG, Yokogawa Electric, Schneider Electric и многих других.
СОЛНЕЧНЫЕ БАТАРЕИ ЗА СЕВЕРНЫЙ ПОЛЯРНЫЙ КРУГ
— Поделитесь своими планами дальнейшего развития.
— Мы сейчас занялись защитой дожимных компрессорных станций от скапливающихся в магистральных трубах капельной жидкости, грязи и пыли путем установки перед компрессорами фильтров — сепараторов. Подобрали фильтроэлементы, разработали документацию. Еще мы занялись автономными источниками питания — ветрогенераторами, солнечными батареями, есть и интересные решения по экологическому мониторингу промышленных стоков.
— Где планируете это применять?
— На «Казаньоргсинтезе» и «Нижнекамскнефтехиме». Предложили «Татнефти» — прошли испытания и сейчас успешно внедряем.
— И еще вы планируете начать использовать солнечных батарей?
— Да. Но вообще генератором этой идеи стал «Газпром» еще 1998 году. Компания «Ямбурггаздобыча» озадачилась тем, что за Северным полярным кругом находится 2-4 скважины, но протянуть к ним линии электропередачи стоит 1,5 миллиарда, а «питаться» от них будут от силы 2-3 прибора. Возникла необходимость в автономном источнике питания. Через 10 лет компания «Новатэк» озадачилась такой же проблемой. У них есть Ево-Яхинское месторождение, где 40 километров трубы без питания. В Бугульме мы уже собираем электрогенератор — солнечная батарея, которая будет работать за Северным полярным кругом в автономном режиме и «питаться» только от ветра и солнца.
ПОТЕРЬ В КРИЗИС НЕ БЫЛО
— Как пережили кризис? Были ли потери?
— Мы не занимаемся «купи-продай», поэтому никаких потерь не было. Если какие-то проекты и замораживались, то сопровождение все равно нужно было выполнять для поддержания существующих месторождений и систем, иначе произойдет крах.
А по реализации новых проектов была, конечно, просадка. Финансисты у нас делали так называемую кривую разгона. На 2008 год была прямая, развития не было, мы только сопровождали наши системы, поддерживали в работоспособном состоянии. А вот с 2009 года кривая пошла вверх.
— Ваши клиенты пытались заплатить меньше, ссылаясь на кризис?
— Все крупные компании так делали, присылали большие письма с тем, чтобы была предоставлена дополнительная скидка. Но мы находимся в правовом поле — выиграли тендер, в ходе которого компании уже была предоставлена скидка.
«САМИ ПОД СЕБЯ ГОТОВИМ ПРОФЕССИОНАЛОВ»
— У вас достаточно свободных вакансий. Ощущаете дефицит кадров?
— Конечно. Всегда и везде трудно найти специалистов по нашему профилю, именно поэтому мы берем очень много студентов на практику, кого-то оставляем и учим дальше, сами под себя готовим профессионалов.
— Сколько человек работает в ГКС?
— В Бугульме примерно 150 человек, а всего в компании работает около 350 человек. У нас еще есть офис в Москве и аффилированное предприятие в Казахстане, которое представляет наши интересы.
— Какова средняя зарплата ваших сотрудников?
— Средний показатель — около 60 тысяч рублей.
«РЫНОК СТАНОВИТСЯ ЦИВИЛИЗОВАННЫМ»
— Оцените конкурентную среду. С кем вы конкурируете?
— Среда очень здоровая. Рынок становится цивилизованным. Таких диких вещей, чтобы тендер выиграла компания, у которой только ручка и блокнотик, — уже нет. Остались только те компании, которые действительно реально что-то делают. С ними приятно конкурировать, потому что у них тоже есть новые идеи.
— Все-таки кто ваши прямые конкуренты сейчас в Татарстане, в России?
— В Татарстане — «Инкомсистем», КЭР-Холдинг, огромная компания с 4 тысячами сотрудников. А наши поставщики оборудования, такие, как Emerson, Honeywell также хотят сами работать на рынке. Они развивают свои инженерные структуры. Да с той же Yokogawa приходится конкурировать.
— Когда-то вы ушли из «Инкомсистем» с частью команды, а спустя время часть ваших сотрудников образовала компанию «ПЛК групп». Ваши бывшие сотрудники теперь ваши конкуренты? Как оцениваете их позиции на рынке?
— С натяжкой скажем, что конкуренты. Они умные ребята. Но может, они не вовремя ушли, если бы сделали это попозже, когда было бы больше связей и опыты, думаю было бы лучше. Всегда обидно, когда хорошие люди уходят, но я ни в коем случае их не осуждаю. Я сам так когда-то сделал.
— Как в целом оцените рынок услуг для нефтегазовой отрасли? Какова динамика его развития? Куда он движется?
— Что касается автоматизация, то она развивается бурно. В Германии люди на ночь закрывают завод на ключ и уходят домой, но процессы не останавливаются, все полностью автоматизировано. Если еще вчера наши нефтяники, условно говоря, автовозами мерили количество нефтедобычи, то сейчас это просто невозможно. Везде стоят опломбированные, закрытые системы учета.
Сейчас говорят о необходимости безлюдных технологий. Например, около Обской губы минус 70 градусов. Там металл крошится на открытом воздухе и система должна быть спроектирована так, чтобы как можно меньше людей находилось около установки. Это подстегивает к развитию.
— Какие проблемы в нефтегазовой отрасли вы видите?
— Опять-таки бурное развитие не позволяет правильным образом вводить объекты. Бывает, что у нас еще проекта нет, а компания уже строить начинает. Спешка, суета — просто убивает. А бывает такое, что узел учета требуется чуть ли не к завтрашнему дню изготовить, тогда как мы над ним полгода работаем.
«МНЕ НУЖНА СУПРУГА, А НЕ БИЗНЕС-ВУМАН»
— Расскажите, пожалуйста, о своей семье. Чем заняты ваша супруга и дети?
— У меня четверо детей. Старший сын Артур учится в КФУ, заканчивает 4-ый курс по направлению радиоэлектроники, по нашему профилю. Еще есть две дочки: Азалия в седьмом классе учится, Лилия в садик ходит. А самому маленькому сынишке Амирчику у нас два годика будет.
— Возлагаете на старшего сына надежды в отношении ГКС?
— Да их разве поймешь, молодежь. Я сам себя не понимал в 20 лет, вот и он не понимает. Сейчас он работает системным администратором в КФУ. Захочет — придет сюда, не захочет — помогу ему что-то другое организовать. Это не сама суть, самое главное, что он хороший парень.
— Супруга чем занимается?
— Супруга Гульфия у меня домохозяйка. Я ее со всех работ уволил. Приходя домой, я хочу ее дома видеть, а она активный человек — всегда была полностью погружена в работу. Она преподаватель математики, закончила педагогический, работала в школе, потом в строительной компании, занималась продажей недвижимости. Я это все прекратил, потому что мне нужна супруга, а не бизнес-вумен. С одной стороны, это эгоистично, но мне так комфортно, такой уж я татарин. Но я периодически даю ей всякую работу, которая ей нравится. Мы, например, в деревне дом сейчас построили, будем обживать — вот это она очень хорошо делает. В свое время эта деревня пропала с лица земли, мы начали ее потихоньку возрождать.
— Каким образом, вкладываетесь в развитие?
— У меня давно мечта была: обосноваться где-нибудь в деревне, рядом с теми местами, где мои родители выросли. Я сам казанский, а родители из деревни в Высокогорском районе. Видимо, деревенская у меня душа. В детстве каждый год летом отправляли в деревню, теперь меня туда тянет. Выходишь вечером, а там звезды видны, а здесь выходишь — никаких звезд нет. В итоге я пошел к главе района, чтобы он мне дал где-нибудь землю. На что он сказал: «Хорошо, но ты тогда стань инвестором умершего уже колхоза». Мы друг друга не обманули. У меня сейчас большой дом, а в деревню стали возвращаться люди. Но дорогу мы еще не до конца доделали, 5 километров осталось.
«КОГДА НА УЛИЦЕ БЫЛ БЕСПРЕДЕЛ, Я УЧИЛСЯ»
— Ваши школьные годы пришлись на 90-ые. Какими были ваши 90-ые? Что вы вынесли для себя с того периода?
— В 90-м году я закончил школу и поступил в институт. Когда на улице был беспредел, я учился. В студенческие годы мы ни в какие аферы не вступали, нам было не до этого: учились и радовались жизни. На втором курсе у меня сын родился, я устроился работать охранником на кожгалантерейную фабрику в Кировском районе. Мне тогда не до разборок было.
— А вы сами из большой семьи?
— Нас в семье три брата. Я — средний.
— Ну, а в школьные годы всегда удавалось группировки стороной обходить?
— Этого не избежишь никак. Идешь в школу, тебя ловят по дороге. Драка, приходишь с разбитым носом. Но я был высокий, не все ко мне лезли (смеется). А рос я в Кировском районе, где пересекалось очень много группировок. Родителя у меня — мудрые люди, с пятого класса отдавали во всякие секции. Я и хоккеем занимался, и плаванием, и ватерполо, потом сам записался и начал ходить на дзюдо. В школьные годы я даже занял призовое место в первенстве Казани по дзюдо. А когда был в 9 классе, пошла мода на бодибилдинг, все начали качаться и я тоже пошел в один из первых клубов города имени Краевского, который, кажется, Андрей Быстров открыл.
— Как любите проводить свободное время, есть ли у вас хобби?
— Свободное время я люблю проводить дома, но это бывает весьма редко. Не знаю, хобби ли это, но я очень люблю баню.
— Наш традиционный вопрос: три совета успешного бизнеса?
— Удача, стойкость, трудолюбие. А удача — это половина успеха.
http://www.business-gazeta.ru/
